![[personal profile]](http://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Просто выписки, что показалось любопытным:
Часто забывается, что русская классика, в отличие от классики любой из западных культур, создавалась в сравнительно короткие сроки. От Данте до Гоцци и Гольдони прошло пять веков. От Шекспира до Диккенса — три. А от «Капитанской дочки» до «Анны Карениной» — всего 40 лет.
Французы времен Мольера даже не задавались вопросами, которые стали волновать их при Гюго. На Западе за несколько столетий литература успевала вместе с обществом преодолеть тяжелые испытания и утратить интерес к проблемам, которые еще вчера казались неразрешимыми. Жизнь неоднократно менялась на глазах у писателей и читателей.
Русская же классика расцвела буквально на глазах у двух-трех поколений, которые существовали в сравнительно близкой реальности, не потрясенной пока ни мировыми войнами, ни революциями. Дворянину XIX века было гораздо проще понять собственного прапрадеда, жившего столетием раньше. Они сходным образом видели мир и почти одинаково отвечали на похожие вызовы времени.
( Мы остановились на нескольких, наиболее известных нашим современникам текстах конца XVIII — первой трети XIX века — времени, когда и была завязана пуповина русской классики )
Часто забывается, что русская классика, в отличие от классики любой из западных культур, создавалась в сравнительно короткие сроки. От Данте до Гоцци и Гольдони прошло пять веков. От Шекспира до Диккенса — три. А от «Капитанской дочки» до «Анны Карениной» — всего 40 лет.
Французы времен Мольера даже не задавались вопросами, которые стали волновать их при Гюго. На Западе за несколько столетий литература успевала вместе с обществом преодолеть тяжелые испытания и утратить интерес к проблемам, которые еще вчера казались неразрешимыми. Жизнь неоднократно менялась на глазах у писателей и читателей.
Русская же классика расцвела буквально на глазах у двух-трех поколений, которые существовали в сравнительно близкой реальности, не потрясенной пока ни мировыми войнами, ни революциями. Дворянину XIX века было гораздо проще понять собственного прапрадеда, жившего столетием раньше. Они сходным образом видели мир и почти одинаково отвечали на похожие вызовы времени.
( Мы остановились на нескольких, наиболее известных нашим современникам текстах конца XVIII — первой трети XIX века — времени, когда и была завязана пуповина русской классики )
Как появляются сплетни
Sep. 11th, 2017 12:55 pmЦитата первая:
Максимилиан Робеспьер — "сентиментальный тигр", по выражению Пушкина, — открывший во Франции эру якобинского террора, был учеником Руссо. Чувствительность не мешала ему, заядлому шахматисту, играть в кафе "Режанс" на смертные приговоры. Говорят, одна провинциальная дворяночка сумела выиграть у него жизнь жениха.
Цитата вторая:
В кафе "Режанс" можно услышать рассказ о том, как однажды здесь шла игра с предельно высокой ставкой. Женщина, переодетая мужчиной, попросила Максимилиана Робеспьера, революционного диктатора и большого любителя шахмат, сыграть несколько партий.
Оказывается, вожди революции ценили древнюю игру! И Марат, и Лафайет охотно садились за доску. Коробка с шахматной доской и несколькими вырезанными из кости фигурами, принадлежавшая последнему, хранится в Музее армии, что в Доме Инвалидов.
Робеспьер дважды получил мат от своего переодетого соперника, после чего намекнул, что ставка не была определена.
— Ставкой является человеческая жизнь, — был ответ. — Вы проиграли, так будьте добры, подпишите.
На стол был положен приказ об освобождении из тюрьмы приговоренного к гильотине маркиза де Мерюи.
— Кто вы такой, молодой человек? — удивленно спросил Робеспьер.
— Я его невеста, — ответила храбрая победительница.
Рассказ напоминает легенду...
Автор первого отрывка ссылается как на источник информации на автора второго, а уж где тот вычитал - бог знает. При всем моем интересе к Максимилиану, не встречала подобного раньше. Может, было, может, нет. Но как легко превратить байку в поклеп. И вот уже "играл в кафе на смертные приговоры". Бедный Макс.
Максимилиан Робеспьер — "сентиментальный тигр", по выражению Пушкина, — открывший во Франции эру якобинского террора, был учеником Руссо. Чувствительность не мешала ему, заядлому шахматисту, играть в кафе "Режанс" на смертные приговоры. Говорят, одна провинциальная дворяночка сумела выиграть у него жизнь жениха.
Цитата вторая:
В кафе "Режанс" можно услышать рассказ о том, как однажды здесь шла игра с предельно высокой ставкой. Женщина, переодетая мужчиной, попросила Максимилиана Робеспьера, революционного диктатора и большого любителя шахмат, сыграть несколько партий.
Оказывается, вожди революции ценили древнюю игру! И Марат, и Лафайет охотно садились за доску. Коробка с шахматной доской и несколькими вырезанными из кости фигурами, принадлежавшая последнему, хранится в Музее армии, что в Доме Инвалидов.
Робеспьер дважды получил мат от своего переодетого соперника, после чего намекнул, что ставка не была определена.
— Ставкой является человеческая жизнь, — был ответ. — Вы проиграли, так будьте добры, подпишите.
На стол был положен приказ об освобождении из тюрьмы приговоренного к гильотине маркиза де Мерюи.
— Кто вы такой, молодой человек? — удивленно спросил Робеспьер.
— Я его невеста, — ответила храбрая победительница.
Рассказ напоминает легенду...
Автор первого отрывка ссылается как на источник информации на автора второго, а уж где тот вычитал - бог знает. При всем моем интересе к Максимилиану, не встречала подобного раньше. Может, было, может, нет. Но как легко превратить байку в поклеп. И вот уже "играл в кафе на смертные приговоры". Бедный Макс.
Неожиданное открытие
Sep. 10th, 2017 03:40 pmОказывается, "терпеливый, но проницательный" комиссар полиции из "Убийца живет в доме № 21" Клузо и "терпеливый, но решительный" комиссар полиции из "Последнего из шести" Лакомба (оба раза его сыграл Пьер Френе) - это один и тот же комиссар Венс, герой детективов Станисласа Андре Стеемана.
Стоило раньше догадаться. И почитать наверно стоит.
Стоило раньше догадаться. И почитать наверно стоит.
О варваризмах
Sep. 10th, 2017 03:35 pmЗакончу еще одним примером, уже совсем комическим. В вышеупомянутом слове "зонтик" нет уменьшительного суффикса, исходно это нидерландское zonnedek. Но уж слишком смахивает на русский разговорный диминутив, и строгая норма изобрела ему "исходное" слово: зонт. Так складывалась практически вся наша лексика, и отсюда можно вывести постулат: любая языковая норма была когда-то оскорблением для слуха и глаза.
Отсюда
Отсюда
...Групповая экспозиция состоялась в Петрограде и называлась "Последняя футуристическая выставка картин “0,10”. Само название – намеренно декларативное: оно – послание миру от российских художников-новаторов, объявляющее о конце итальянского футуризма и возвещающее начало нового этапа в современном искусстве.
Малевич представил десятки своих супрематических картин, включая "Черный квадрат". Его поместили на почетном месте – под потолком в дальнем правом углу от двери. Этим Малевич указывал на культовый статус картины, ведь в правом – "красном" углу православных домов традиционно вешали иконы.
В числе других участников выставки был Владимир Татлин – одна из самых авторитетных фигур русского авангарда наряду с Малевичем. Именно Малевич с Татлиным возглавили движение молодых живописцев, графиков и скульпторов к беспредметной живописи. Они могли бы стать Браком и Пикассо Восточной Европы, рука об руку героически сражаясь за новое искусство. К сожалению, ревность, соперничество и творческие разногласия переросли в гневные стычки и взаимную неприязнь. К тому времени, когда состоялась выставка "0,10", оба уже ненавидели друг друга.
Чем ближе был день открытия выставки, тем выше делался градус взаимной враждебности. Оба готовили свои работы в глубокой тайне, опасаясь, как бы соперник не украл прием (и саму идею). Ситуация накалилась до предела, когда выяснилось, что Малевич повесил "Черный квадрат" в углу. Татлин пришел в ярость.
На "красный угол" у него имелись свои виды. Татлин создал скульптуру специально для этого угла с соответствующим названием "Угловой контррельеф". Это стало последней каплей. И корифеи предпочли разрешить творческий спор испытанным способом – на кулаках (о том, кто победил, история умалчивает).
Висячие угловые контррельефы Татлина 1915 года до сих пор выглядят современными. Его металлические листы, причудливо изогнутые и скрученные, напоминают архитектуру Фрэнка Гери, в частности облицованную титановыми панелями крышу музея Гуггенхайма в Бильбао (1997). Натянутая между стенами проволока, удерживающая части конструкций Татлина, вызывает в памяти впечатляющий подвесной мост Нормана Фостера – Виадук Мийо (2004) в Центральной Франции. А в самих парящих в воздухе громоздких угловых конструкциях есть что-то от искусственных спутников на земной орбите. Но прежде всего следует признать влияние этих композиций на развитие самого изобразительного искусства. Татлин переосмыслил сущность скульптуры. Впервые трехмерное произведение не претендовало на реалистическое или шаржированное изображение реальной жизни, но было предметом искусства само по себе и требовало оценки в качестве такового. К тому же оно не стояло на пьедестале, в нем не ощущалось тяжести камня или меди и его нельзя было обойти со всех сторон.
ДНК угловых контррельефов Татлина можно отыскать и в абстрактных скульптурах Барбары Хепворт и Генри Мура, и у Дэна Флавина в минималистских объектах и инсталляциях из флуоресцентных ламп, и у Карла Андре в его штабелях кирпича. Название выставки оказалось правильное – она действительно возвестила о конце футуризма.
Малевич представил десятки своих супрематических картин, включая "Черный квадрат". Его поместили на почетном месте – под потолком в дальнем правом углу от двери. Этим Малевич указывал на культовый статус картины, ведь в правом – "красном" углу православных домов традиционно вешали иконы.
В числе других участников выставки был Владимир Татлин – одна из самых авторитетных фигур русского авангарда наряду с Малевичем. Именно Малевич с Татлиным возглавили движение молодых живописцев, графиков и скульпторов к беспредметной живописи. Они могли бы стать Браком и Пикассо Восточной Европы, рука об руку героически сражаясь за новое искусство. К сожалению, ревность, соперничество и творческие разногласия переросли в гневные стычки и взаимную неприязнь. К тому времени, когда состоялась выставка "0,10", оба уже ненавидели друг друга.
Чем ближе был день открытия выставки, тем выше делался градус взаимной враждебности. Оба готовили свои работы в глубокой тайне, опасаясь, как бы соперник не украл прием (и саму идею). Ситуация накалилась до предела, когда выяснилось, что Малевич повесил "Черный квадрат" в углу. Татлин пришел в ярость.
На "красный угол" у него имелись свои виды. Татлин создал скульптуру специально для этого угла с соответствующим названием "Угловой контррельеф". Это стало последней каплей. И корифеи предпочли разрешить творческий спор испытанным способом – на кулаках (о том, кто победил, история умалчивает).
Висячие угловые контррельефы Татлина 1915 года до сих пор выглядят современными. Его металлические листы, причудливо изогнутые и скрученные, напоминают архитектуру Фрэнка Гери, в частности облицованную титановыми панелями крышу музея Гуггенхайма в Бильбао (1997). Натянутая между стенами проволока, удерживающая части конструкций Татлина, вызывает в памяти впечатляющий подвесной мост Нормана Фостера – Виадук Мийо (2004) в Центральной Франции. А в самих парящих в воздухе громоздких угловых конструкциях есть что-то от искусственных спутников на земной орбите. Но прежде всего следует признать влияние этих композиций на развитие самого изобразительного искусства. Татлин переосмыслил сущность скульптуры. Впервые трехмерное произведение не претендовало на реалистическое или шаржированное изображение реальной жизни, но было предметом искусства само по себе и требовало оценки в качестве такового. К тому же оно не стояло на пьедестале, в нем не ощущалось тяжести камня или меди и его нельзя было обойти со всех сторон.
ДНК угловых контррельефов Татлина можно отыскать и в абстрактных скульптурах Барбары Хепворт и Генри Мура, и у Дэна Флавина в минималистских объектах и инсталляциях из флуоресцентных ламп, и у Карла Андре в его штабелях кирпича. Название выставки оказалось правильное – она действительно возвестила о конце футуризма.
"Strike"
Мне очень нравится, как пишет Джоан Роулинг. Особенно трогает ее социальная ответственность как литератора и цепляют социальные же конструкции, ради которых и задумана каждая книга. И произведения о Корморане Страйке всегда казались мне не просто детективами, а добротными социальными драмами. Так что пропустить экранизацию я никак не могла - собственно, весь этот пост для того, чтобы я написала о новом мини-сериале.
И он мне весьма нравится. Начиная с опенинга - вообще, за последнюю пару лет начальным титрам стали уделять едва ли не столько же внимания, сколько и остальному экранному действу в целом. Чем более стильно и дорого они сделаны, тем лучше это презентует фильм - иной раз даже внушает завышенные ожидания. Но "Страйк" хорош и сам по себе - очень печальная нуарная история частного сыщика, потерявшего ногу на войне, многого лишившегося, но сохранившего изначальные понятия о благородстве и справедливости. Это очень старомодный герой - и одновременно абсолютно современный, чья биография впитала сразу множество знаковых событий эпохи. Его образ сразу казался необычайно кинематографичным, в самом лучшем понимании этого слова. И на экран он перенесен крайне удачно.
Увы, я пишу о незаконченном проекте (хотя уже анонсирована экранизация и второго романа), поэтому не могу сказать, насколько фееричным будет финал. Из минусов пока что лишь скупо обрисованный образ Робин - друга и напарницы Страйка. Развитию их отношений уделено совсем мало места и еще не ясно, почему два этих человека так сблизились, чем стали дороги друг другу. Но, опять-таки, время есть - да и британский стиль общения требует сдержанности и некоторой церемонности.
( Смотреть дальше )
Мне очень нравится, как пишет Джоан Роулинг. Особенно трогает ее социальная ответственность как литератора и цепляют социальные же конструкции, ради которых и задумана каждая книга. И произведения о Корморане Страйке всегда казались мне не просто детективами, а добротными социальными драмами. Так что пропустить экранизацию я никак не могла - собственно, весь этот пост для того, чтобы я написала о новом мини-сериале.
И он мне весьма нравится. Начиная с опенинга - вообще, за последнюю пару лет начальным титрам стали уделять едва ли не столько же внимания, сколько и остальному экранному действу в целом. Чем более стильно и дорого они сделаны, тем лучше это презентует фильм - иной раз даже внушает завышенные ожидания. Но "Страйк" хорош и сам по себе - очень печальная нуарная история частного сыщика, потерявшего ногу на войне, многого лишившегося, но сохранившего изначальные понятия о благородстве и справедливости. Это очень старомодный герой - и одновременно абсолютно современный, чья биография впитала сразу множество знаковых событий эпохи. Его образ сразу казался необычайно кинематографичным, в самом лучшем понимании этого слова. И на экран он перенесен крайне удачно.
Увы, я пишу о незаконченном проекте (хотя уже анонсирована экранизация и второго романа), поэтому не могу сказать, насколько фееричным будет финал. Из минусов пока что лишь скупо обрисованный образ Робин - друга и напарницы Страйка. Развитию их отношений уделено совсем мало места и еще не ясно, почему два этих человека так сблизились, чем стали дороги друг другу. Но, опять-таки, время есть - да и британский стиль общения требует сдержанности и некоторой церемонности.
( Смотреть дальше )
Рассказывали, что вышел он прямо из волн Полуночного моря и что зачала его их ледяная, яростная безбрежность, а на свет выпустила обрюхаченная морем утопленница.
Рассказывали, что вышел он из Пустошей Тревоги, где возник как плод чьей-то нечистой мысли, непохожий на другие Тени. Непохожий, ибо во всем подобный человеку.
Говорили, что был он сыном Хинда, бога воинов, зачатым со смертной женщиной во время одного из странствий бога по миру в облике бродяги.
Говорили, что породила его молния, убившая стоявшую на дюнах Сикрану Соленый Ветер, дочерь великого мореплавателя Стигинга Кричащего Топора. Стояла та на прибрежном камне, одинокая в бурю, высматривая на горизонте паруса корабля своего любимого. Мертвая, выпустила она в мир огнь и воителя.
Говорили, что появился он прямо из ночи, едучи на огромном, словно дракон, коне, с ястребом, сидящим на плече, и волком, что бежал рядом.
Говорили разную ерунду.
Было же все совсем иначе.
Правда такова, что выплюнули его звезды.
Польская фантастика пользуется заслуженной славой литературы качественной и интересной, так что всякое новое имя, для меня лично, это повод познакомиться с автором поближе. Не разочаровалась и в этом случае.
Завязка: человечество наконец-то встретило в глубинах космоса разумный антропоморфный вид, находящийся примерно на раннесредневековом уровне развития. Даже не Арканар, чуть раньше. Мудро решило не вмешиваться, но исследовательскую станцию в глуши оборудовать. Через некоторое время команда ученых со станции перестала выходить на связь, так что на разведку (и в целях зачистки возможных эффектов от случайного контакта) на планету десантируется подготовленный специалист, экипированный в соответствии с местными условиями и внешне неотличимый от аборигенов. Разведка, зачистка и эвакуация выживших - именно в такой последовательности и поставлены перед ним задачи.
На этом научно-фантастическая часть заканчивается и начинается часть фэнтезийная - с магией, чудовищными порождениями туманов, песнями богов и грядущей божественной войной. А также попаданчество во весь рост - неплохо прописанное попаданчество (я не особенный знаток, но мне так показалось).
Ярко, захватывающе, со множеством аллюзий и культурных отсылок. С не совсем пока понятной, но любопытной параллельной повествовательной линией - местный принц в изгнании, цивилизованный юг пал под властью зловещей теократии, и варварский север должен стать пристанищем юноши, скрыть его от врагов. Язык хороший, перевод. Однако это только первая часть то ли трилогии, то ли тетралогии - и оканчивается на самом драматичном месте, как-то даже в стиле Стругацких оканчивается. Всяческий Босх и интересные вопросы этики присутствуют.
Буду ждать продолжений, кое-какие догадки у меня уже есть.
Рассказывали, что вышел он из Пустошей Тревоги, где возник как плод чьей-то нечистой мысли, непохожий на другие Тени. Непохожий, ибо во всем подобный человеку.
Говорили, что был он сыном Хинда, бога воинов, зачатым со смертной женщиной во время одного из странствий бога по миру в облике бродяги.
Говорили, что породила его молния, убившая стоявшую на дюнах Сикрану Соленый Ветер, дочерь великого мореплавателя Стигинга Кричащего Топора. Стояла та на прибрежном камне, одинокая в бурю, высматривая на горизонте паруса корабля своего любимого. Мертвая, выпустила она в мир огнь и воителя.
Говорили, что появился он прямо из ночи, едучи на огромном, словно дракон, коне, с ястребом, сидящим на плече, и волком, что бежал рядом.
Говорили разную ерунду.
Было же все совсем иначе.
Правда такова, что выплюнули его звезды.
Польская фантастика пользуется заслуженной славой литературы качественной и интересной, так что всякое новое имя, для меня лично, это повод познакомиться с автором поближе. Не разочаровалась и в этом случае.
Завязка: человечество наконец-то встретило в глубинах космоса разумный антропоморфный вид, находящийся примерно на раннесредневековом уровне развития. Даже не Арканар, чуть раньше. Мудро решило не вмешиваться, но исследовательскую станцию в глуши оборудовать. Через некоторое время команда ученых со станции перестала выходить на связь, так что на разведку (и в целях зачистки возможных эффектов от случайного контакта) на планету десантируется подготовленный специалист, экипированный в соответствии с местными условиями и внешне неотличимый от аборигенов. Разведка, зачистка и эвакуация выживших - именно в такой последовательности и поставлены перед ним задачи.
На этом научно-фантастическая часть заканчивается и начинается часть фэнтезийная - с магией, чудовищными порождениями туманов, песнями богов и грядущей божественной войной. А также попаданчество во весь рост - неплохо прописанное попаданчество (я не особенный знаток, но мне так показалось).
Ярко, захватывающе, со множеством аллюзий и культурных отсылок. С не совсем пока понятной, но любопытной параллельной повествовательной линией - местный принц в изгнании, цивилизованный юг пал под властью зловещей теократии, и варварский север должен стать пристанищем юноши, скрыть его от врагов. Язык хороший, перевод. Однако это только первая часть то ли трилогии, то ли тетралогии - и оканчивается на самом драматичном месте, как-то даже в стиле Стругацких оканчивается. Всяческий Босх и интересные вопросы этики присутствуют.
Буду ждать продолжений, кое-какие догадки у меня уже есть.
Rule, Britannia!
Aug. 28th, 2017 01:10 pmТри мини-сериала, каждый из которых имеет добротную литературную основу. Так что все это можно не только посмотреть, но и почитать.
"Mapp and Lucia"
Совершенно прелестная история о жизни маленького приморского городка между двумя мировыми войнами.
Тиллинг крайне живописен и населен самыми симпатичными британскими типажами, каких только можно представить. Интрига же строится вокруг борьбы за влияние в обществе двух очень властных и весьма хитроумных дам.
Отменный актерский состав, уморительно смешно, для всех любителей британских нравов и традиций. Смотрится невероятно легко и большое удовольствие доставляет.
( Смотреть дальше )
"Mapp and Lucia"
Совершенно прелестная история о жизни маленького приморского городка между двумя мировыми войнами.
Тиллинг крайне живописен и населен самыми симпатичными британскими типажами, каких только можно представить. Интрига же строится вокруг борьбы за влияние в обществе двух очень властных и весьма хитроумных дам.
Отменный актерский состав, уморительно смешно, для всех любителей британских нравов и традиций. Смотрится невероятно легко и большое удовольствие доставляет.
( Смотреть дальше )
…И снова Малевич начал с картины-манифеста, чтобы заявить о рождении нового направления в искусстве. Он так и назвал свою работу: "Черный квадрат" (1915). Само название – сухое, буквальное – уже провокация: Малевич словно предлагает зрителю не искать в картине никакого дополнительного смысла: здесь ничего не увидишь, кроме того, что есть в названии и изображено на полотне. Малевич говорил, что на картине "все явления мира сведены к огромному Нулю".
Он хотел, чтобы зритель вглядывался в "Черный квадрат". Размышлял о взаимосвязи и соотношении между белым полем и черным центром, любовался текстурой краски, почувствовал невесомость одного цвета и плотность другого. Он даже надеялся, что эта напряженность внутри его ультрастатичного изображения создаст у зрителя ощущение динамизма и движения. Все это стало возможно в воображении Малевича, потому что он освободил искусство от предмета. Отныне мы свободны видеть все, что нам хочется.
"Черный квадрат" может показаться упрощением, однако Малевич предполагал нечто иное. Художник знал: пусть все отсылки к внешнему миру удалены, мозг зрителя все равно будет пытаться истолковать картину, найти в ней смысл. Но что там найдешь? Зритель поневоле вернется к первоначальному умозаключению: да нет, это просто черный квадрат на белом фоне. Разум начнет работать по замкнутой схеме, как спутниковый навигатор в поисках сигнала. Вот тут-то, надеялся Малевич, покуда сознание мечется, и появляется шанс у подсознания. Как только оно вырвется из рационалистической тюрьмы, то сразу увидит на маленьком скромном квадратном полотне всю жизнь и все мироздание.
По мнению Малевича, его черно-белая картина символизировала Землю во Вселенной, свет и тьму, жизнь и смерть. Рамка, как у всех его супрематических картин, отсутствует – как слишком жесткая и недвусмысленная граница, – благодаря чему белый фон холста сливается со стеной, создавая ощущение бесконечности. Черный квадрат как будто плывет во Вселенной, неподвластный силе тяготения, – символ упорядоченного космоса или черной дыры, которая засасывает в себя все сущее. Так или иначе, это прыжок в темноту.
Скепсис по поводу "Черного квадрата", да и всего абстрактного искусства, которое пошло по пути супрематизма, вызван тем, что Малевич перевернул с ног на голову традиционные отношения между художником и зрителем.
Исторически художник считался чем-то вроде обслуживающего персонала: живописцам и скульпторам надлежало запечатлевать, вдохновлять и создавать красоту на благо обществу и его элитам. Мы, публика, упивались своей привилегией решать, насколько удачно художник справился с задачей, изобразив церковь, собаку или папу римского. Даже когда художники восставали против Академии и шли своим путем, создавая все более непонятные картины, мы сохраняли свое превосходство. Художник по-прежнему должен был доставлять нам удовольствие или интриговать изображением знакомого нам мира. Кандинский поднял статус художника, предложив зрителю компромисс: он создавал прекрасные, яркие картины в надежде, что мы в ответ удержимся от соблазна свести цвета к известным нам предметам и позволим себе перенестись в воображаемый мир, словно слушая музыку.
Впрочем, Кандинский оставил в своих полотнах достаточно сюжетных ходов и цветовых комбинаций, чтобы дать зрителю возможность насладиться картиной, не чувствуя себя ущербным и не задаваясь вопросом: "Почему я не чувствую музыку?" Беспредметное искусство Малевича не предлагало таких уступок. Это была прямая конфронтация со зрителем, вынуждающая его, глядя на плоский черно-белый "Черный квадрат", искать там нечто большее. "Самоценное в живописном творчестве есть цвет и фактура", – заключил Малевич.
По сути, он превратил художника в шамана. А искусство – в интеллектуальную игру, правила которой устанавливает художник. Теперь главным стал человек с кистью или резцом, это он призывает зависимого и беззащитного зрителя не бояться и довериться ему. Так остается и поныне: абстрактное искусство толкает нас на риск оказаться в дураках и поверить в то, чего нет. Либо беспечно пренебречь очередным откровением, попросту испугавшись принять его на веру.
Он хотел, чтобы зритель вглядывался в "Черный квадрат". Размышлял о взаимосвязи и соотношении между белым полем и черным центром, любовался текстурой краски, почувствовал невесомость одного цвета и плотность другого. Он даже надеялся, что эта напряженность внутри его ультрастатичного изображения создаст у зрителя ощущение динамизма и движения. Все это стало возможно в воображении Малевича, потому что он освободил искусство от предмета. Отныне мы свободны видеть все, что нам хочется.
"Черный квадрат" может показаться упрощением, однако Малевич предполагал нечто иное. Художник знал: пусть все отсылки к внешнему миру удалены, мозг зрителя все равно будет пытаться истолковать картину, найти в ней смысл. Но что там найдешь? Зритель поневоле вернется к первоначальному умозаключению: да нет, это просто черный квадрат на белом фоне. Разум начнет работать по замкнутой схеме, как спутниковый навигатор в поисках сигнала. Вот тут-то, надеялся Малевич, покуда сознание мечется, и появляется шанс у подсознания. Как только оно вырвется из рационалистической тюрьмы, то сразу увидит на маленьком скромном квадратном полотне всю жизнь и все мироздание.
По мнению Малевича, его черно-белая картина символизировала Землю во Вселенной, свет и тьму, жизнь и смерть. Рамка, как у всех его супрематических картин, отсутствует – как слишком жесткая и недвусмысленная граница, – благодаря чему белый фон холста сливается со стеной, создавая ощущение бесконечности. Черный квадрат как будто плывет во Вселенной, неподвластный силе тяготения, – символ упорядоченного космоса или черной дыры, которая засасывает в себя все сущее. Так или иначе, это прыжок в темноту.
Скепсис по поводу "Черного квадрата", да и всего абстрактного искусства, которое пошло по пути супрематизма, вызван тем, что Малевич перевернул с ног на голову традиционные отношения между художником и зрителем.
Исторически художник считался чем-то вроде обслуживающего персонала: живописцам и скульпторам надлежало запечатлевать, вдохновлять и создавать красоту на благо обществу и его элитам. Мы, публика, упивались своей привилегией решать, насколько удачно художник справился с задачей, изобразив церковь, собаку или папу римского. Даже когда художники восставали против Академии и шли своим путем, создавая все более непонятные картины, мы сохраняли свое превосходство. Художник по-прежнему должен был доставлять нам удовольствие или интриговать изображением знакомого нам мира. Кандинский поднял статус художника, предложив зрителю компромисс: он создавал прекрасные, яркие картины в надежде, что мы в ответ удержимся от соблазна свести цвета к известным нам предметам и позволим себе перенестись в воображаемый мир, словно слушая музыку.
Впрочем, Кандинский оставил в своих полотнах достаточно сюжетных ходов и цветовых комбинаций, чтобы дать зрителю возможность насладиться картиной, не чувствуя себя ущербным и не задаваясь вопросом: "Почему я не чувствую музыку?" Беспредметное искусство Малевича не предлагало таких уступок. Это была прямая конфронтация со зрителем, вынуждающая его, глядя на плоский черно-белый "Черный квадрат", искать там нечто большее. "Самоценное в живописном творчестве есть цвет и фактура", – заключил Малевич.
По сути, он превратил художника в шамана. А искусство – в интеллектуальную игру, правила которой устанавливает художник. Теперь главным стал человек с кистью или резцом, это он призывает зависимого и беззащитного зрителя не бояться и довериться ему. Так остается и поныне: абстрактное искусство толкает нас на риск оказаться в дураках и поверить в то, чего нет. Либо беспечно пренебречь очередным откровением, попросту испугавшись принять его на веру.
Джош Малерман "Птичий короб"
Aug. 28th, 2017 11:50 amЭто одна из самых пугающих идей, как мне кажется. Представьте, что вы крепко зажмурились и вам остались только осязание и слух. Рядом кто-то или что-то неведомое, чужое. Открыть глаза нельзя - даже мимолетный взгляд на это неведомое сводит с ума и заставляет убивать окружающих и себя. Выход один - добровольное погрузиться во тьму, испытывая животный ужас от того, что привычный мир тебе больше не принадлежит.
Именно так и живет героиня книги Мэлори - вот уже четыре года она двигается на ощупь, ориентируясь по звукам и запахам. Она уже давно не видела ни неба, ни деревьев, ничего. Все ее родные и друзья мертвы, а на руках двое малышей, чей слух она тренировала с рождения. Им втроем предстоит сделать последний рывок - чтобы добраться до безопасного убежища нужно сесть в лодку и проплыть по течению несколько миль. Но в мире, где нельзя открыть глаза, эта задача может оказаться невыполнимой. Да и неизвестно, существует ли еще это безопасное убежище, или его обитатели давно погибли, а планета захвачена тварями, от которых нигде нет спасения.
Основное действие чередуется флешбэками, рассказами о жизни до и непосредственно после катастрофы. Мы узнаем, как вышло, что героиня осталась одна и куда она направляется, узнаем много чего еще. Иной раз некоторые натяжки заметны, но атмосферно до жути. Книга хороша или плоха в зависимости от того, на чем сосредоточить внимания. Если выискивать недочеты и промахи, цепляться за логику, то читать не стоит. А вот представить себя в такой ситуации, дать волю эмоциям… Это может оказаться очень интересно.
Спойлер: о тварях мы ничего не узнаем. Возможно, это и к лучшему, так гораздо страшнее.
Прочитала за один вечер, потом боялась ходить в темноте.
Именно так и живет героиня книги Мэлори - вот уже четыре года она двигается на ощупь, ориентируясь по звукам и запахам. Она уже давно не видела ни неба, ни деревьев, ничего. Все ее родные и друзья мертвы, а на руках двое малышей, чей слух она тренировала с рождения. Им втроем предстоит сделать последний рывок - чтобы добраться до безопасного убежища нужно сесть в лодку и проплыть по течению несколько миль. Но в мире, где нельзя открыть глаза, эта задача может оказаться невыполнимой. Да и неизвестно, существует ли еще это безопасное убежище, или его обитатели давно погибли, а планета захвачена тварями, от которых нигде нет спасения.
Основное действие чередуется флешбэками, рассказами о жизни до и непосредственно после катастрофы. Мы узнаем, как вышло, что героиня осталась одна и куда она направляется, узнаем много чего еще. Иной раз некоторые натяжки заметны, но атмосферно до жути. Книга хороша или плоха в зависимости от того, на чем сосредоточить внимания. Если выискивать недочеты и промахи, цепляться за логику, то читать не стоит. А вот представить себя в такой ситуации, дать волю эмоциям… Это может оказаться очень интересно.
Спойлер: о тварях мы ничего не узнаем. Возможно, это и к лучшему, так гораздо страшнее.
Прочитала за один вечер, потом боялась ходить в темноте.
