Oct. 3rd, 2017

sandy_cat: (Default)
24 апреля 1833 года, в понедельник, во втором часу дня император Николай Павлович «изволил прогуливаться по Адмиралтейскому бульвару». На углу Гороховой улицы и Адмиралтейской площади он заметил бывший дом графа А. Н. Самойлова, занятый губернскими и уездными учреждениями, и полюбопытствовал в них зайти.
Действительно, более удобного здания трудно себе было представить. В нем помещались присутствие и канцелярия губернского правления, департамент гражданской палаты, «камера» прокурора, приказ общественного призрения, а на самом нижнем этаже — типография, чертежная, казначейство и суды. Ни до, ни после 1833 года подобные места не удостаивались высочайшего посещения. Чиновники не могли чаять постигшего их счастья, а потому пребывали, так сказать, в своей «первобытности».
«Неожиданное прибытие его величества произвело не только переполох и сумятицу, но и страх, — вспоминал очевидец. — Государь не нашел ни губернатора… ни вице-губернатора… ни губернского прокурора». Между тем журналы присутствия гласили, что должностные лица на месте. Картина, представившаяся августейшему гостю, не являла «ни чистоты, ни порядка»; «на столах канцелярий, вместо чернильниц и песочниц, стояли помадные банки; канцелярские служители сидели вместо стульев на круглых поленьях», за строками дел прятались «полуштофы с приличною закускою».
«При возгласе: „Государь!“ все засуетилось и растерялось, а небритое и неформенное попряталось друг за друга». Из начальства в здании пребывал только прокурор Александр Мартынович Мейер — грозный канцелярский Юпитер, который тут же «умалился до минимума». В этот день он явился на службу в пестрых брюках и жилете, что в то время не допускалось. «Впопыхах, отыскивая глазами укромное местечко, куда бы стушеваться с глаз государя, прокурор заметил платяной шкаф, в котором вешались пальто и шинели служащих, и быстро юркнул туда».
Государь с крайним неудовольствием осведомился:
— Что тут такое?
— Камера прокурора, ваше величество! — отвечали ему.
— А где же прокурор?
— Отправился в тюрьму по делам арестованных!
Надо отдать должное подчиненным, они не выдали своего «громовержца». Но тот пережил в шкафу несколько «трагических минут». Что, если бы императору вздумалось ненароком заглянуть в убежище Мейера? «Око закона могло улететь в солдаты… или прогуляться по Владимирке».
Вывод Николая Павловича был закономерен: «У вас все тут на кабацком основании». Канцеляристы получили распоряжение «соблюдать всевозможную чистоту и опрятность», разложить дела по порядку, а для «законных книг иметь приличные шкафы». Губернатор и вице-губернатор получили ожидаемые выговоры. А вот прятавшийся в шкафу Мейер — прибавку к жалованью в размере 500 рублей ассигнациями в год «за отличное усердие к службе», ведь он ездил «в тюрьму по делам арестованных».
sandy_cat: (Default)
Уходит тихо Лето,
Одетое в листву.
И остаются где-то
Во сне иль наяву:
Серебряная мушка
В сетях у паука,
Невыпитая кружка
Парного молока.
И ручеёк стеклянный.
И тёплая земля.
И над лесной поляной
Жужжание шмеля.

Приходит тихо Осень,
одетая в туман.
Она с собой приносит
дожди из дальних стран.
И листьев жёлтых ворох,
И аромат лесной,
И сырость в тёмных норах.

А где-то за стеной
Будильник до рассвета
Стрекочет на столе:
«До бу-ду-ще-го ле-та,
До бу-ду-ще-го ле-...»


Тим Собакин

sandy_cat: (Default)
Казалось бы, более легкомысленного, безалаберного персонажа трудно представить. Сам Гоголь писал о нем: «Несколько приглуповат и, как говорится, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения».

Но заглянем в текст пьесы. Там Хлестаков предстает то самим собой — мелким регистратором, то, мешаясь в речах, изображает «персону». И эта персона обладает крайне характерными чертами. «Один раз меня приняли даже за главнокомандующего, — хвастается он, — солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем». Излишне говорить, что главой армии и гвардии считался государь, назначавший на время ведения военных действий командующих. То есть Хлестакова приняли за царя? Неожиданно, не правда ли?

Ю. М. Лотман отмечал, что история вымышленного правления Хлестакова в департаменте — карикатура на междуцарствие декабря 1825 года. «И странно: директор уехал, — куда уехал, неизвестно. Ну, натурально, пошли толки: как, что, кому занять место? Многие… находились охотники и брались, но подойдут, бывало, — нет, мудрено. Кажется, и легко на вид, а рассмотришь — просто черт возьми! После видят, нечего делать — ко мне. И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры… тридцать тысяч одних курьеров! Каково положение?.. Я, признаться, немного смутился… хотел отказаться… „Извольте, господа, я принимаю должность, я принимаю, говорю, так и быть, говорю, я принимаю, только уж у меня: ни, ни, ни! Уж у меня ухо востро! Уж я…“ Как прохожу через департамент, — просто землетрясение, все дрожит и трясется, как лист… О! Я шутить не люблю. Я им всем задал острастки. Меня сам Государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! Я не посмотрю ни на кого… Я говорю всем: „Я сам себя знаю, я сам“. Я везде, везде».

Специалисту по русской истории первой половины XIX века в пору похолодеть.... )

Profile

sandy_cat: (Default)
sandy_cat

2025

S M T W T F S

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jun. 9th, 2025 02:57 pm
Powered by Dreamwidth Studios